мне потребуется толь­ко

один месяц!

(В 1762 году гвардия при активном участии бра­тьев Орловых возвела Екатерину на российский пре­стол.)

Воцарилась гробовая тишина, присутствовавшая Екатерина побледнела, и только

гетман Кирилл Разу­мовский спокойно заметил:

— Возможно. Но мы бы повесили тебя за неде­лю до этого,  пьяная морда. Поди проспись! — Опомнившийся Орлов немедленно последовал ум­ному совету.

***

Один из лучших статс-секретарей Екатерины Ве­ликой невзрачный Александр Храповицкий имел объяснимую человеческую слабость — любил хорошо выпить. Надо заметить, что рабочий день импе­ратрицы начинался около 6 часов утра, когда та, вы­пив крепчайшего кофе, выслушивала доклады о те­кущих делах и диктовала ответы на многочисленные письма.

В связи с этим статс-секретарь, частенько кутив­ший ночи напролет, был вынужден для экстренного отрезвления звать лекаря и выпускать себе 2-3 чаш­ки крови (в то время сие было радикальным сред­ством от всех болезней, в том числе и для излечения похмельного страдания). Помощники Храповицкого заранее выясняли, в каком кабаке Санкт-Петербурга собирается пьянствовать статс-секретарь и рано ут­ром высылали туда специальную коляску. Понятно, что времени на подготовку документов, в таком слу­чае, не оставалось, и Храповицкий, обладавший фе­номенальной памятью, «читал» доклад наизусть по белому, неисписанному листу бумаги, который дер­жал в дрожащих руках,

И вот однажды Екатерина приказала Храповиц­кому, в очередной раз уверенно «читавшему» по бе­лым листам бумаги, подать ей записи для личного ознакомления. Побледневший статс-секретарь упал на колени и немедленно повинился:

— Помилуй, матушка-государыня, прости обман! Я недостоин милосердия

твоего!

Изумленная Екатерина взглянула на чистые лис­ты и невольно улыбнулась.

— Что сие значит, Александр Владимирович?

Храповицкий, отлично знавший, что немедлен­ное и искреннее раскаяние получало всемилостивей­шее прощение, объяснился:

— У Елагина на острове, всю ночь, виноват, праз­дновали. Я поутру еще пьян оказался и, для отрезвле­ния, три чашки крови себе выпустил. Доклад же со­ставил дорогой в коляске, когда везли меня с острова, а листы эти у камердинера взял...

— Ладно, Бог простит, — ответила Екатерина. — Поди же, вели написать доклад.

— Государыня! Дозвольте написать в Вашем при­сутствии — в канцелярии поймут, что я имел дерзость Вас обмануть!

— Спасибо, Храповицкий. Я вижу твою предан­ность, садись пиши.

При всем уважении к Суворову, преданность и верность престолу которого стояла вне сомнения, Екатерина II не очень любила приглашать фельдмар­шала ко двору — известная острота языка Александ­ра Васильевича нередко мешала ему удерживаться в рамках этикета.

На одном из обедов в честь очередной победы русского оружия в Европе, Екатерина, желая оказать